Неточные совпадения
Самгин свернул за
угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден домами, наполнен шорохом деревьев
в садах, скрипом заборов, свистом
в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается
в город.
— Вам вредно волноваться так, — сказал Самгин, насильно усмехаясь, и ушел
в сад,
в угол, затененный кирпичной, слепой стеной соседнего дома. Там, у стола, врытого
в землю, возвышалось полукруглое сиденье, покрытое дерном, — весь
угол сада был сыроват, печален, темен. Раскуривая папиросу, Самгин увидал, что руки его дрожат.
И,
в свою очередь, интересно рассказывала, что еще пятилетним ребенком Клим трогательно ухаживал за хилым цветком, который случайно вырос
в теневом
углу сада, среди сорных трав; он поливал его, не обращая внимания на цветы
в клумбах, а когда цветок все-таки погиб, Клим долго и горько плакал.
Клим сидел с другого бока ее, слышал этот шепот и видел, что смерть бабушки никого не огорчила, а для него даже оказалась полезной: мать отдала ему уютную бабушкину комнату с окном
в сад и молочно-белой кафельной печкой
в углу.
Комната наполнилась шумом отодвигаемых стульев,
в углу вспыхнул огонек спички, осветив кисть руки с длинными пальцами, испуганной курицей заклохтала какая-то барышня, — Самгину было приятно смятение, вызванное его словами. Когда он не спеша, готовясь рассказать страшное, обошел
сад и двор, — из флигеля шумно выбегали ученики Спивак; она, стоя у стола, звенела абажуром, зажигая лампу, за столом сидел старик Радеев, барабаня пальцами, покачивая головой.
Когда она, стройная,
в шелковом платье жемчужного цвета, шла к нему по дорожке среди мелколистного кустарника, Самгин определенно почувствовал себя виноватым пред нею. Он ласково провел ее
в отдаленный
угол сада, усадил на скамью, под густой навес вишен, и, гладя руку ее, вздохнул...
Самгин, мигая, вышел
в густой, задушенный кустарником
сад;
в густоте зарослей, под липами, вытянулся длинный одноэтажный дом, с тремя колоннами по фасаду, с мезонином
в три окна, облепленный маленькими пристройками, — они подпирали его с боков, влезали на крышу.
В этом доме кто-то жил, — на подоконниках мезонина стояли цветы. Зашли за
угол, и оказалось, что дом стоит на пригорке и задний фасад его —
в два этажа. Захарий открыл маленькую дверь и посоветовал...
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Ребенок видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита — все разбрелись по своим
углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой
в сад, третий искал прохлады
в сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под кустом
в саду, подле своей пешни, и кучер спал на конюшне.
«Нет, — думал он, —
в другой раз, когда Леонтий будет дома, я где-нибудь
в углу,
в саду, дам ей урок, назову ей по имени и ее поведение, а теперь…»
— А вот эти маргаритки надо полить и пионы тоже! — говорила она опять, и уже была
в другом
углу сада, черпала воду из бочки и с грациозным усилием несла лейку, поливала кусты и зорко осматривала, не надо ли полить другие.
Он не знал, что делать, отпер дверь, бросился
в столовую, забежал с отчаяния
в какой-то темный
угол, выбежал
в сад, — чтоб позвать кухарку, зашел
в кухню, хлопая дверьми, — нигде ни души.
Только свинья так же неопрятна, как и у нас, и так же неистово чешет бок об
угол, как будто хочет своротить весь дом, да кошка, сидя
в палисаднике, среди мирт, преусердно лижет лапу и потом мажет ею себе голову. Мы прошли мимо домов,
садов, по песчаной дороге, миновали крепость и вышли налево за город.
Комната девушки с двумя окнами выходила
в сад и походила на монашескую келью по своей скромной обстановке: обтянутый пестрым ситцем диванчик у одной стены, четыре стула, железная кровать
в углу, комод и шкаф с книгами, письменный стол, маленький рабочий столик с швейной машиной — вот и все.
Дмитрий Федорович вел гостя
в один самый отдаленный от дома
угол сада.
За маленьким высоким оконцем шумят каштаны густого
сада,
в сырых, холодных
углах таится и густеет мгла ранних сумерек…
Однажды я лежал на траве
в запущенном
углу нашего
сада в особенном настроении, которое
в этом сонном городишке находило на меня довольно часто.
Но, и засыпая, я чувствовал, что где-то тут близко, за запертыми ставнями,
в темном
саду,
в затканных темнотою
углах комнат есть что-то особенное, печальное, жуткое, непонятное, насторожившееся, страшное и — живое таинственной жизнью «того света»…
Я пошел
в сад и там,
в яме, увидал его; согнувшись, закинув руки за голову, упираясь локтями
в колена, он неудобно сидел на конце обгоревшего бревна; бревно было засыпано землею, а конец его, лоснясь
углем, торчал
в воздухе над жухлой полынью, крапивой, лопухом.
Особенно хорош
сад, небольшой, но густой и приятно запутанный;
в одном
углу его стояла маленькая, точно игрушка, баня;
в другом была большая, довольно глубокая яма; она заросла бурьяном, а из него торчали толстые головни, остатки прежней, сгоревшей бани.
Все молчали всю дорогу до самого дома. Вечером долго не было видно Петра. Он сидел где-то
в темном
углу сада, не откликаясь на призывы даже Эвелины, и прошел ощупью
в комнату, когда все легли…
Покуда происходила
в доме раскладка, размещение привезенных из Уфы вещей и устройство нового порядка, я с Евсеичем ходил гулять, разумеется, с позволения матери, и мы успели осмотреть Бугуруслан, быстрый и омутистый, протекавший
углом по всему
саду, летнюю кухню, остров, мельницу, пруд и плотину, и на этот раз все мне так понравилось, что
в одну минуту изгладились
в моем воспоминании все неприятные впечатления, произведенные на меня двукратным пребыванием
в Багрове.
Недели две продолжалась
в доме беспрестанная стукотня от столяров и плотников, не было
угла спокойного, а как погода стояла прекрасная, то мы с сестрицей с утра до вечера гуляли по двору, и по
саду, и по березовой роще,
в которой уже поселились грачи и которая потом была прозвана «Грачовой рощей».
Спустившись с террасы, набоб пошел налево,
в дальний
угол сада; его охватила ночная сырость, которая заставляла неприятно вздрагивать.
Раздвинув осторожно последний куст смородины, Раиса Павловна увидела такую картину:
в самом
углу сада, у каменной небеленой стены, прямо на земле сидела Луша
в своем запачканном ситцевом платьице и стоптанных башмаках; перед ней на разложенных
в ряд кирпичах сидело несколько скверных кукол.
Флигелек Прозорова стоял
в северном
углу сада, куда совсем не хватало солнца.
И представьте, я лечу сюда на беговых дрожках, а Маврикий Николаевич здесь у садовой вашей решетки, на заднем
углу сада…
в шинели, весь промок, должно быть всю ночь сидел!
Обойдя извилистыми дорожками весь
сад, который оба знали наизусть, они дошли до каменной садовой ограды и тут,
в самом
углу стены, отыскали маленькую дверцу, выводившую
в тесный и глухой переулок, почти всегда запертую, но ключ от которой оказался теперь
в руках Алексея Егоровича.
Мимо него игриво бегала Наталья, перенося из
сада в угол двора корзины выполотой травы и взвизгивая, как ласковая собачка. За женщиной по земле влачилась длинная тёмная тень, возбуждая неясное, нехорошее чувство.
Кожемякин оглянулся — он стоял
в углу заглохшего
сада, цепкие кусты крыжовника и малины проросли жёлтою сурепой, крапивой и седой полынью; старый, щелявый забор был покрыт сухими комьями моха.
Добродушно ворчала вода
в самоваре, тонко свистел пар, вырываясь из-под крышки,
в саду распевала малиновка; оттуда вливались вечерние, тёплые запахи липы, мяты и смородины,
в горнице пахло крепким чаем, душистым, как ладан, берёзовым
углём и сдобным тестом. Было мирно, и душа мальчика, заласканная песнью, красками и запахами догоравшего дня, приветно и виновно раскрывалась встречу словам отца.
И
в доме все наперерыв стали изобретать фамилии. Перебрали все возрасты, полы и породы лошадей, вспомнили гриву, копыта, сбрую…
В доме,
в саду,
в людской и кухне люди ходили из
угла в угол и, почесывая лбы, искали фамилию.
Особых и свободных комнат
в доме не было, надобно было вывести Танюшу из ее горницы, выходившей
углом в сад на прозрачный Бугуруслан с его зелеными кустами и голосистыми соловьями.
— Не будет ли вам лучше
в саду? — сказал я. — Я вижу
в том
углу тень.
Шагая
в ногу, как солдаты, мы обогнули
в молчании несколько
углов и вышли на площадь. Филатр пригласил зайти
в кафе. Это было так странно для моего состояния, что я согласился. Мы заняли стол у эстрады и потребовали вина. На эстраде сменялись певицы и танцовщицы. Филатр стал снова развивать тему о трещине на стекле, затем перешел к случаю с натуралистом Вайторном, который, сидя
в саду, услышал разговор пчел. Я слушал довольно внимательно.
— Ах, да, эта высокая, с которой вы гуляли
в саду. Она очень хорошенькая… Если бы я была такая, Агафон Павлыч не уехал бы
в Петербург. Вы на ней женитесь? Да? Вы о ней думали все время? Как приятно думать о любимом человеке… Точно сам лучше делаешься… Как-то немножко и стыдно, и хорошо, и хочется плакать. Вчера я долго бродила мимо дач… Везде огоньки, все счастливы, у всех свой
угол… Как им всем хорошо, а я должна была бродить одна, как собака, которую выгнали из кухни. И я все время думала…
Лицо у неё было худое, тёмные пятна вокруг глаз увеличивали их блеск, и было
в ней что-то похожее на один из тех цветков, что растут
в глухих
углах садов, среди бурьяна.
Городской
сад. Направо от актеров задний
угол театра (деревянного) с входной дверью на сцену; ближе к авансцене садовая скамья; налево, на первом плане, под деревьями, скамейка и стол;
в глубине под деревьями столики и садовая мебель.
И если Россию он почувствовал
в ночном гуле мощных дерев, то и к откровению дороги привел все тот же
сад, привел неумышленно, играя, как делают мудрые: просто взлез однажды Саша на забор
в дальнем
углу, куда никогда еще не ходил, и вдруг увидел — дорогу.
Совсем забывшись, Саша шагнул к окну и крепким ударом ладони
в середину рамы распахнул ее: стояла ночь
в саду, и только слева, из-за
угла, мерцал сквозь ограду неяркий свет и слышалось ровное, точно пчелиное гудение, движение многих живых, народу и лошадей.
Самого хозяина здесь не было: он с кривым ножом
в руках стоял над грушевым прививком,
в углу своего
сада, и с такой пристальностью смотрел на солнце, что у него беспрестанно моргали его красные глаза и беспрестанно на них набегали слезы. Губы его шептали молитву, читанную тоже
в саду. «Отче! — шептал он. — Не о всем мире молю, но о ней, которую ты дал мне, молю тебя: спаси ее во имя твое!»
Ночами, когда город мёртво спит, Артамонов вором крадётся по берегу реки, по задворкам,
в сад вдовы Баймаковой.
В тёплом воздухе гудят комары, и как будто это они разносят над землёй вкусный запах огурцов, яблок, укропа. Луна катится среди серых облаков, реку гладят тени. Перешагнув через плетень
в сад, Артамонов тихонько проходит во двор, вот он
в тёмном амбаре, из
угла его встречает опасливый шёпот...
Природа оцепенела; дом со всех сторон сторожит
сад, погруженный
в непробудный сон; прислуга забралась на кухню, и только смутный гул напоминает, что где-то далеко происходит галдение, выдающее себя за жизнь;
в барских покоях ни шороха; даже мыши — и те беззвучно перебегают из одного
угла комнаты
в другой.
— Вы меня застаете с моим неизменным приятелем, Владимир Сергеич, — заговорил словоохотливый старичок, — с Иваном Ильичом, который, скажу мимоходом, совершенно очарован вашей обходительностью. (Иван Ильич молча глянул
в угол.) Он был так добр, остался со мной
в шашки играть, а мои все пошли
в сад гулять, но я сейчас за ними пошлю…
Августовская ясная ночь. Площадка клубного
сада; по обе стороны деревья, подле них ряд столбов, на верху которых группы из освещенных фонарей; между столбами протянута проволока с висящими шарообразными белыми фонарями; подле столбов, по обе стороны, садовые скамейки и стулья;
в глубине эстрада для музыки;
в левом
углу сцены видны из-за деревьев несколько ступеней с перилами, что должно означать вход
в здание клуба, полное освещение.
Утром бабушка жаловалась, что
в саду ночью ветром посбивало все яблоки и сломало одну старую сливу. Было серо, тускло, безотрадно, хоть огонь зажигай; все жаловались на холод, и дождь стучал
в окна. После чаю Надя вошла к Саше и, не сказав ни слова, стала на колени
в углу у кресла и закрыла лицо руками.
Угол сада зарос густым вишняком; вдоль него тянулись аллеи из вязов; посредине, на небольшой искусственной горке, был разведен самый красивый цветник во всем
саду; яркие цветы росли по краям верхней площадки, а
в центре ее красовалась большая, крупная и редкая, желтая с красными крапинками далия.
— Идем со мной! — вдруг приказала она Симе; юноша положил удилища и покорно тронулся с места, неловко поднимая ноги. Она же шла быстро и, как бы прячась от кого-то, нагибалась к земле. Привела его
в темный
угол сада и там, указав на кучу мелкого хвороста, шепнула ему...
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал
в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним
в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные
сады, как слагались и разрушались
в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали
в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти
в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается
в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было
угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Пошли
в сад, куда выходило окно из спальни. Окно глядело мрачно, зловеще. Оно было занавешено зеленой полинялой занавеской. Один
угол занавески был слегка заворочен, что давало возможность заглянуть
в спальню.